Поздно ночью я вернулся на наш чердак. В окна, косо вырезанные в крыше, были видны темные силуэты фруктовых деревьев и далекое, сплошь белое от лунного света поле. Папа при свете свечи под стеклянным колпаком читал Лескова. От меня пахло на весь чердак солью и свежей рыбой. На босых ногах блестели серебряные рыбьи чешуйки. На столе была оставлена для меня глубокая тарелка, прикрытая старой, уже пожелтевшей газетой. Я снял газету и увидел простоквашу, ярко освещенную голубым лунным светом. Я насыпал в простоквашу сахарного песку. Он сразу пожелтел, стал растворяться и тонуть в простокваше. Я стал с наслаждением есть столовой ложкой превосходную, прохладную еду. И серебряная ложка, и простокваша, и далекая степь за окном, и папина холщовая косоворотка в черноте чердака - все это было необыкновенно красивым в лучах мягкого лунного света.